Ушла от абьюзера

Около года назад ко мне на прием пришла молодая красивая женщина в нестабильном эмоциональном состоянии. Она пыталась натягивать на себя улыбку и тут же срывалась на горькие слезы. Старалась быть незаметной и кроткой, говорила тихим голосом. «Наверное, у меня БАР (биполярное аффективное расстройство — авт.), — сказала мне Маша, — Я все время как будто качаюсь на детском аттракционе «Лодочки»: вниз — и мне плохо и грустно, я не нахожу себе место от тревоги. Вверх — и я активна, готова хохотать и веселиться».

Проведенная диагностика БАР исключила, зато выяснилось, что у Маши проблемы с эмоциональной и любовной зависимостью и невротическое расстройство, возникшее на фоне длительных отношений с мужчиной абьюзером и собственной неуверенности в себе. Стресс, постоянные конфликты, различные виды психологического и эмоционального насилия превратили женщину в жертву. Все признаки были на лицо:

Машина семья ничем не отличалась от обычных российских «ячеек общества»: по выходным — поездки на дачу или генеральная уборка дома, после школы — стандартное пианино и танцы, а потом уроки до поздней ночи. Мама занимала руководящий пост в государственной корпорации — не топ-менеджер, но крупными отделами руководила. Папа больше плыл по течению, подчинившись своей авторитарной жене. Работал там, куда устроит супруга и старался не высовываться. Выпивал по пятницам законные 250 граммов, не лез, не просил, всего боялся. Особенно ответственности — все вопросы в семье решала мать, истинная глава прайда. Мама позволяла себе закатывать истерики по любому поводу. Она всегда была недовольна мужем, корила его за «безынициативность», при этом, не позволяя супругу принять хоть какое-то значимое решение.

Единственная дочь была как обязательное дополнение к семейному стандарту, просто потому, что ребенок должен быть. И должен воплощать нереализованные родительские амбиции: учиться там, где считает нужным мама, достигать успехов в олимпиадах и экзаменах, быть лучшей среди одноклассников. Но при этом дочери транслировалось, что быть выскочкой — плохо. Иметь свое мнение — вредно. Перечить родителям — недопустимо. Этакие двойные послания, тоже своего рода психологическое насилие и стили воспитания, ведущие к неврозу.

Маша следовала родительским, а скорее материнским, установкам всю жизнь. (Папа практически не обращал на дочь внимания, мог, проходя мимо, потрепать по макушке, но не более). Много читала, слушала онлайн лекции, сидела часами в ванной комнате — единственном месте, где можно было спрятаться от материнского неусыпного ока и постоянно недовольного выражения лица. Своей комнаты у Маши не было. То есть, по квартирному плану она, конечно, подразумевалась, но дверь в девичью светелку всегда была открыта нараспашку, мама могла залезть в любой шкаф, любую сумку. Прочитать записку от одноклассника, выбросить яркую, по её мнению, дочкину помаду. Все должно было быть на виду, никаких секретов от матери. Какие там личные границы, это все глупости, развращающие детей. Как и чувства ребенка. Мама смотрела на дочь как на вещь, этакий инструмент для достижения собственных выдуманных целей.

Пусть редко, но у Маши все-таки получалось обратить на себя внимание родителей. Например, получив «двойку» за контрольную. Тогда дома случался скандал, в центре которого была Маша, и это приятно волновало девочку. Целую неделю после «неуда» родители крутились возле дочки, проверяя уроки и даже помогали со сложными задачками. «Ничего себе, столько внимания и все достается одной мне», — думала Маша и продолжала попытки саботажа. То режим нарушит, то заболеет ангиной. Она не перегибала палку неповиновения, боялась, а вот такие невинные проступки помогали почувствовать свою нужность. «Я есть, на меня обращают внимание, может быть даже меня любят», — эти мысли, как награда, согревали ребенка.

Несмотря на периодические эпизоды саботажа, Маша была хорошей и послушной девочкой. Поступила в ВУЗ, устроилась на работу в окологосударственную структуру по материнскому завету, хотя от этой работы, дресс-кода и постоянной необходимости угождать начальству тошнило.

Затем Маше удалось поработать на себя, и довольно успешно. Девушка организовала небольшой бизнес, который приносил стабильный доход, окрепла, стала зарабатывать еще больше. Но внутри Маши всегда жила мама и круглосуточно следила за своей «пленницей», не давая сделать даже один глоток свободного и чистого воздуха. Девушка как будто все время оглядывалась в поисках «командира», который точно скажет — правильно она поступает или нет. Незримый надзиратель, внутренний критик и судья в одном лице — недовольном лице собственной матери — выносил вердикты Машиным действиям, чувствам, решениям, не давая спокойно жить. Внутренний конфликт высасывал всю жизненную энергию, и сил у Маши не оставалось.

Маскируя и подавляя свою злость и агрессию, постепенно Маша оказалась в состоянии депрессии и невроза. В груди, там, где мы думаем, находится душа, была огромная пустота — черная и всепоглощающая, перемешенная с колоссальным напряжением и тревогой. Эту пустоту хотелось заполнить хоть чем: едой, сигаретами, сериалами, бесконечной работой, алкоголем. Маша, как в топку, забрасывала в себя шоколад и мартини, а прорва требовала: «Еще, еще, больше!».

Девушка не могла найти опоры, ей был необходим взрослый, который бы принимал за нее решения и ограждал от опасностей. Маше нужен был очередной надзиратель, ей казалось, что именно он поможет ей стать лучшей версией себя: более уверенной, решительной и смелой. Проконтролирует, вырвет из рук очередную булку, отправит пинком в спортзал. Маша отказывалась взять на себя ответственность за свою жизнь. Она неосознанно воспроизводила привычную детскую драму, где девушка опять могла бы страдать и получать необходимые эмоции от этих тяжелых переживаний.

Только так Маша могла хоть как-то проработать полученные в детстве психотравмы, поскольку в процессе психотерапии Маша поняла, что образ мученицы, так воспеваемый в мировой культуре, заставлял искусственно добавлять градус страдания и терпеть снова и снова. Чтобы ощутить себя супер-героиней, Жанной д'Арк, входящей в костер. Только немыслимые страдания давали девушке возможность почувствовать себя сильной и по-настоящему значимой.

И в жизни Маши появился Андрей (имя изменено — авт.) – необыкновенно талантливый, умный, уверенный в себе и собственной исключительности. Этот мужчина был способен обеспечить Марие шквал различных ярких эмоций. Молодые люди притянулись друг к другу магнитом собственных психологических травм — две жертвы абьюза собственных токсичных матерей. Мама Андрея не отличалась нежностью и безусловной любовью к сыну — его били в детстве ремнем, наказывали за каждую оплошность, контролировали каждый его шаг. Мужчина нежно любил свою мать, далеко запрятав обиду за изощренные манипуляции, но сакральный страх «злиться на маму запрещено» не давал агрессии вырваться наружу. И именно Маша оказалась тем удобных объектом, на котором злость можно было выместить. Они оказались идеальной парой — терпеливая жертва и холодный абьюзер.

Съехались они моментально. Первые годы совместной жизни были особенно запоминающимися. Радуясь жизни, находясь в постоянной эйфории, ребята постоянно меняли места дислокации: могли на несколько месяцев рвануть в Индию и жить в развалюхе на берегу океана, а потом за один час побросать в рюкзаки плавки с купальниками и вернуться в Москву. Андрей не мог усидеть на месте. Он постоянно тянул Машу в поездки, в новые бизнесы, в свои увлечения.

Они все делали вместе, и Маше казалось это огромным чудом идеальной семьи. В их жизни периодически появлялись алкоголь и наркотики, Андрей был инициатором различных сексуальных экспериментов, а Маша лишь следовала его воле. Она не могла понять, да и не пыталась — хочет она на самом деле в Пхукет или взобраться на Эльбрус, или едет туда по велению мужа? Она настолько привыкла выполнять чужие запросы и соответствовать чужим представлениям, настолько страшилась быть брошенной и отвергнутой, что соглашалась на все предложения Андрея. «Жена должна быть веселой, стройной, послушной и энергичной. А иначе зачем она мне нужна?» — внушал девушке партнер, и его слова тяжелым осадком страха оседали в Машиной душе.

Маша не просто боялась быть собой, она не знала — какая она на самом деле. При первых наших встречах девушка производила впечатление пустышки-хохотушки, и только через несколько сессий нам удалость увидеть совсем маленький, еле заметный островок её настоящей личности — умной, глубокой, начитанной, интеллигентной и вдумчивой женщины. Той, какой она очень боялась быть.

Андрей, как истинный абьюзер, быстро раскусил Машу — все её слабые места оказались у него на крючке, а жизнь девушки под его контролем. Мужчина решал, чем ей питаться и что носить. Каким хобби заниматься и сколько раз ходить на фитнес, чтобы соблюдать ту границу веса, которую он Маше поставил. Андрей контролировал даже чувства своей гражданской жены: запрещал злиться, грустить, испытывать раздражение.

Маша страдала от контроля, но при этом тянулась к нему — Андрей полностью заменил Маше её привычную материнскую контролирующую и наказывающую фигуру. Любимые уловки девушки в виде самосаботажа усилились. В тайне от партнера она могла съесть в один присест целый торт, по дороге из спортзала зарулить в Макдак и запихнуть в себя бургер, запивая колой. Андрей подкалывал Машу, обзывал её толстухой — Маша наконец-то получала необходимое внимание в виде наказания. И тут же начинала морить себя голодом, не забывая про самобичевание. Она снова натягивала на себя улыбчивую маску хорошей и послушной девочки. «Теперь он меня точно не бросит», — думала Маша. Любовь Маши к Андрею олицетворяла полную созависимость. Она не могла находиться без него ни минуты. Страх отвержения заставлял Машу совершать безрассудные поступки — лишь бы продолжать нравиться Андрею, угождать ему, подчиняться.

Во время одной из сессий Маша вспомнила эпизод из своего раннего детства: мама девушки на несколько недель попала в больницу, а дочка-младенец осталась на попечении бабушек и отца. Эта разлука грудного ребенка с матерью на всю жизнь вселила безумный страх одиночества, пустоты и брошенности.

Отношения с Андреем обострялись и носить маску девушки «на позитиве» становилось все сложнее. На это перевоплощение уходили все силы. Допинг в виде алкоголя, вкусняшек, травки или сериалов давал временное утешение в моменты ссор или разлук с Андреем. «Перемой-ка всю посуду и натри полы повсюду, дров на месяц наколи, на год кофе намели, посади среди цветов, сорок розовых кустов», — Маша повторяла слова мачехи из любимой в детстве сказки «Золушка» и мыла, терла, готовила. Бокал горячительного напитка придавал сил, заглушал острую боль души или спасал от невыносимой тоски.

На допинге долго не проживешь — мало того, что алкоголь постепенно начинает действовать как депрессант, подавляющий и угнетающий активность нервной системы, так еще и огромное количество жизненной энергии уходит на поддержание «хорошей мины при плохой игре». Но главная причина, лишающая сил — невозможность быть собой, проживать не свою жизнь, исполнять не свои желания. Вся энергия Маши уходила на исполнение желаний и повелений Андрея: она постоянно пыталась предугадать каждое его движение, неустанно отслеживая его состояние и настроение по выражению лица. Умудрялась по походке определить, в каком расположении духа он сегодня зайдет домой и что ей необходимо сделать в первую очередь — метнуться на кухню разогревать ужин или скрыться с глаз долой, чтоб он ничего не унюхал. Несколько лет назад Андрей уже уходил от Маши, и теперь она каждый раз вздрагивала от поворота ключа в замке, и в голове билась только одна мысль: «А если он пришел забрать свои вещи и уйти от меня?»

Маша безумно боялась одиночества, поскольку те недели без него были настоящим адом. В ход шло все, что угодно: травка, коньяк, миллион смс, молящих о возвращении. «Ты недостаточно ему угодила, ты была непослушной, ты пила, хотя он предупреждал, ты ленивая и толстая свинья, ты его недостойна, ты должна валяться у него в ногах и молить о прощении. Ты останешься совсем одна», — внутренний надзиратель голосом Зевса-громовержца кричал в Машиной голове и казалось, что его слова — удары тяжелой железной цепью. Это было невыносимо.

Андрей неизменно возвращался после долгих уговоров, и его железная хватка абьюзера усиливалась. В их отношениях появился газлайтинг: на попытки Маши поговорить и прояснить его холодность, Андрей отвечал полным игнором или просто отмахивался со словами — тебе все кажется. Типичный вариант одной из схем домашнего психологического насилия. На Машу черной тучей опустилась апатия — ей не хотелось даже шевелиться. Она подсела на сериалы и могла смотреть их круглосуточно, заедая каждую серию шоколадом и запивая вином.

Девушку мучили кошмары, в которых Андрей снова и снова собирал вещи и уходил. Ночной сон не приносил отдыха и облегчения — она просыпалась по утрам такая же уставшая и разбитая, какой была накануне. Ноги напоминали соляные столбы: Маша шаркала в ванну умыться и ощущала себя 100-летней старухой. Маша начала понимать, что Андрей – абьюзер, а возможно даже психопат, но развившаяся за годы совместной жизни любовная зависимость не позволяла девушке уйти от мужа и выйти из токсичных отношений. Её крепко держала заветная мечта — всеми правдами и неправдами получить от Андрея долгожданную материнскую безусловную любовь.

Маша была уже глубоко в терапии, обратившись с запросом уверенности и любви к себе, когда в их отношениях с Андреем наступил очередной кризис, сопровождающийся привычными уловками абьюзера:

Машу длительное время беспокоило сильнейшее чувство тревоги от неопределенности и предчувствия разрыва. Обсудив ситуацию со мной, девушка решилась на разговор с партнером. Она применяла я-высказывания и поделилась с Андреем своими чувствами, рассказав, как ей тяжело дается его равнодушие и игнор, как ранят обидные слова и пугает отсутствие сексуальной жизни. Как тоскливы её одинокие вечера и она завидует яркой жизни Андрея вне их семьи. Как и ожидала Маша, Андрей объявил об окончании отношений. На встрече со мной Маша не сдерживала слез, и в то же время признала внутреннее облегчение. Благодаря терапии девушка была уже подготовлена к разрыву, поскольку мы много сил посвящали вопросам любви к себе и эмоциональной зрелости, и это время не прошло даром.

Помню, как Маша рассказала, что после того, как Андрей забрал вещи, она рыдала два дня. Но вдруг девушка ощутила удивительную метаморфозу — как будто «развеялись тучи и чары спали». Маша поняла, что у нее есть она сама, и жизнь после абьюзивных отношений может быть прекрасной. Ведь теперь девушка взяла на себя ответственность: она решилась на важный разговор, отказавшись продолжать плыть по течению неопределенности, боли и страданий.

Отгоревав несложившиеся отношения, Маша смогла найти в себе чувство благодарности. Она вспомнила не только боль, которую ей причинил партнер-абьюзер, но и все хорошее, что мужчина привнес в жизнь девушки. Андрей, как разносторонний self made man с большим количеством увлечений, постоянно тянул Машу за собой, занимаясь её развитием. Ребята много путешествовали, объездив полмира. Андрей не желал ей зла, он, как травмированная в детстве личность, просто не умел поступать по-другому. Через свою боль одиночества Маше удалось повернуться к себе и начать самостоятельную, полную красок жизнь.

В первую очередь девушка очистила всю квартиру от ненужных вещей, и эта практика помогла освободить жизненную энергию. Многочисленные сувениры, привезенные из поездок и собирающие пыль на полках; забытые и ненужные вещи Андрея; одежда, которая давно вышла из моды, но все равно занимала плечики в шкафу; треснутая посуда; гора хлама на балконе — все отправилось на помойку. В квартире стало свежо и просторно, захотелось дышать полной грудью, перекрасить стены, вымыть окна и установить шикарную джакузи.

Затем мы с Машей продолжили новый поиск — её личных удовольствий, которые никто не может отнять, высмеять или запретить. Мы, как охотники за сокровищами, искали бриллианты Машиных желаний: любимые ароматы, приятных ей людей, музыку, движения, цвета, фильмы, концерты. Маше пришлось знакомиться с собой заново. Девушка каждый раз радовалась, как ребенок, выискивая из огромного разнообразия предложений именно то, которое отзывается в душе.

Следующим этапом стало принятие себя — Маша училась себя хвалить. За каждое, даже самое незначительное, действие. Похвала давалась тяжело, а внутренний надзиратель стойко удерживал свои позиции, но постепенно, маленькими шагами, девушке удавалось выстраивать внутри себя эту безусловную любовь. Маша научилась отстаивать свои границы, защищать свое личное пространство. Решение уйти от абьюзера в сторону себя оказалось верным, а свою прошлую жизнь в абьюзивных отношениях девушка сейчас воспринимает как тяжелый, но очень важный опыт.

А буквально на днях Маша рассказала мне радостные новости: на предстоящие новогодние праздники девушке удалось арендовать отличный загородный дом с панорамными окнами, в котором она планирует провести собственный лесной детокс — для себя одной. Маша хочет нарядить елку и встретить Новый Год у камина в одиночестве. Но не в тоскливом и страшном, которого она боялась всю свою жизнь, а светлом и наполненном любовью к себе!

Ведь только полюбив свое одиночество, мы превращаем его в наслаждение. Перестаем смотреть на этот мир глазами брошенного и тревожного ребенка, не ищем в каждом представителе противоположного пола спасителя и заместителя материнской фигуры. В таком ресурсе нас не пугает перспектива уйти от абьюзера. Более того, любовь к себе и способность переносить собственное одиночество избавляют нас от встреч с сомнительными мужчинами. А если они и попадаются на нашем пути, мы больше не питаем иллюзорных надежд на их чудесное перевоспитание. Мы желаем им доброго пути и идем своей дорогой. «У меня всегда есть я», — говорим мы себе и улыбаемся.